"Медуза" подвела жирную черту под событиями, произошедшими в школе Соснового бора 19 января
Нападение в Сосновом Бору произошло почти сразу после аналогичного случая в Перми — там 15 января два молодых человека набросились с ножами на учеников четвертого класса школы № 127, ранив 15 человек, а потом попытались покончить с собой
Также 17 января в поселке Смольное Челябинской области один девятиклассник ударил ножом другого из-за конфликта на перемене. Полиция отрабатывает версию, что все три случая были связаны между собой «посредством социальных сетей». Сенатор Елена Мизулина, которая ранее активно боролась с «гей-пропагандой» и «группами смерти», также посчитала, что за нападением в Улан-Удэ стоят неназванные «группы в социальных сетях». В самих социальных сетях началась моральная паника: родители в школьных сообществах на фейсбуке пишут, что Антон перед нападением «накурился спайсов»; на ютьюбе появляются ролики с конспирологическими теориями вокруг случившегося; люди присылают скриншоты, якобы сделанные в даркнете, с датами грядущих нападений в других городах.
Вице-спикер Госдумы Ирина Яровая (автор законопроектов об обязательном хранении переписок пользователей интернета) заявила о необходимости контролировать «коммуникации ребенка». А депутат Госдумы и бывший министр образования Бурятии Алдар Дамдинов сказал, что причиной нападения в Улан-Удэ может быть «синдром подражания» случаю в Перми.
«Я и сейчас просто не верю всем этим словам, что Саша мог такое сделать, — говорит 14-летний Всеволод (имя изменено по его просьбе), ученик школы № 5 в поселке Сосновый Бор на окраине Улан-Удэ, на которую 19 января напал подросток с топором. — Все время отзывчивый, помогал, участвовал везде. Спокойный человек, никогда не агрессировал, не дрался, шутки, истории смешные рассказывал».
Пух над верхней губой Всеволода покрыт льдинками — на улице минус 30. Молодой человек стоит у здания школы — трехэтажного строения из желтого кирпича, расположенного рядом с хвойным лесом. Под ногами хрустит глубокий снег и битое стекло, валяются вырванные тетрадные листы, шпаргалки. Над головой, на третьем этаже разбито несколько окон.
Большинство учеников школы № 5, с которыми удалось поговорить «Медузе» в день нападения, заявили, что Антон Б. увлекался другой сетевой субкультурой — движением «АУЕ» («Арестантский уклад един» или «Арестантское уркаганское единство»), последователи которого романтизируют тюремную и уголовную эстетику. Некоторые ученики заявили, что школа «буквально охвачена „АУЕ“». Всеволод говорит, что увлекающиеся тюремной эстетикой люди в Сосновом Бору действительно есть.
В подтверждение своих слов он отводит нас в подъезд своего дома и показывает выведенный маркером лозунг «Жизнь ворам!» и восьмиконечную звезду с аббревиатурой «Л.Х.В.С». «Легавым — ничего, ворам — свободу», — объясняет молодой человек и уточняет: — «Это я уже нагуглил». Версию о «принадлежности нападавшего к криминальной субкультуре „АУЕ“ собираются проверить и следователи — однако она не является приоритетной.
Военный городок
Чтобы добраться до поселка Сосновый Бор из центра Улан-Удэ, нужно минимум полчаса: городок стоит на самой окраине столицы Бурятии и отделен от нее сосновыми лесами, дачными участками и исправительной колонией № 2. До октября 2011 года Сосновый Бор был закрытым военным поселением, в августе того же года там проходила встреча бывшего президента России Дмитрия Медведева и главы Северной Кореи Ким Чен Ира. Сейчас городок входит в состав Улан-Удэ, но остается военным — внутри микрорайона площадью чуть больше двух квадратных километров находятся четыре воинские части. На въезде в Сосновый Бор стоит КПП, — впрочем, пропускного режима нет, солдаты, следящие за шлагбаумом, лишь интересуются целью визита у водителей проезжающих автомобилей.
После нападения первыми в школу прибежали именно военные из местных частей. Сразу после атаки по всему Бору стояли «подснежники» — солдаты располагающихся рядом частей в белой маскировочной одежде. В течение дня они искали возможных сообщников Антона Б.
Мимо старых панельных пятиэтажек, обклеенных объявлениями, Всеволод идет к местной достопримечательности — выставленной возле входа в одну из воинских частей бронированной технике. Он говорит, что в некоторые машины можно залезть, но это не приветствуется. По пути за нами увязывается стая промышляющих на помойке собак. «Это мои знакомые», — успокаивает Всеволод и гладит по холке черную дворнягу. Рядом несколько дошкольников, не обращая внимание на холод, играют на покосившейся детской горке. Тут же стоит импровизированный аттракцион — изогнутая бетонная стенка с отверстиями, по всей видимости имитирующая дот. «А вон там — "тренажерный зал"», — говорит Всеволод, указывая на несколько металлических труб, закрепленных на соснах в лесу.
Еще одна «достопримечательность» — заброшенный двухэтажный деревянный дом в ста метрах от школы. Вместе с панельной застройкой такие и составляют основной жилой фонд Соснового Бора, но это здание прошлой весной сгорело и теперь стоит пустым, почти без крыши. Всеволод любит Сосновый Бор. Он говорит, что будет даже рад, если городок опять закроют, — «меньше чужих людей».
Люди не из Соснового Бора есть и в школе № 5 — некоторые дети ездят сюда из микрорайона Тальцы, расположенного ближе к центру Улан-Удэ. По словам школьника, там романтика «АУЕ» «больше распространена», а ребята оттуда часто пытаются сорвать уроки. Всеволод рассказывает, что бывает и такое, что одни ученики пытаются отнять деньги у других; в прошлой школе, где он учился (семья подростка несколько лет назад переехала в Сосновый Бор из другого района Улан-Удэ), такого не было.
«Средняя зарплата в Улан-Удэ — 10–12 тысяч рублей, — объясняет "Медузе" местная журналистка Ольга Аносова. — Кто может пойти служить, стараются это делать. У нас достаточно много здесь военных городков».
«Несчастный ребенок»
Координатор некоммерческой организации «Дальневосточно-Сибирская военная правозащита» (ДСВП) Марина Нестеренко-Зайцева живет в Сосновом Бору с 2008 года и служит в одной из частей — но скоро собирается уволиться. Ее дочь, тренер по легкой атлетике, арендует для тренировок зал в школе № 5. В разговоре с «Медузой» Нестеренко-Зайцева сказала, что встречалась с Антоном Б. однажды — после лекции, которую она проводила в рамках организованной ДСВП «Школы призывника». Молодой человек, по ее словам, интересовался службой в армии. «Ничего я в этом мальчике негативного не увидела. Наоборот, подумала, что его надо в правильное русло… Мы хотели военно-спортивную школу организовать в Улан-Удэ, вот туда его надо», — рассказывает Нестеренко-Зайцева.
Нападение Антона она связывает с влиянием криминала в Сосновом Бору:
«АУЕ — это не фейк, — говорит она. — Это конкретные люди. У нас много колоний, одна рядом. Выходят на свободу и остаются жить в городе. Многие работают на гражданских должностях в воинских частях. У нас в части был плотник, который 11 лет отсидел за убийство матери. Военные их терпеть не могут, но что делать? Кто еще пойдет на зарплату в 8 тысяч рублей? А эти идут. Кроме того, никто не хочет об этом говорить, чтобы не навредить себе. Это я увольняюсь, мне как бы терять нечего».
По словам Нестеренко-Зайцевой, освободившиеся заключенные втягивают в свой круг общения подростков с проблемами в семье.
Известно, что Антон жил в Сосновом Бору вместе с матерью и отчимом, майором ВДВ, а также сводными младшими братьями. По данным «Московского комсомольца», на допросе мужчина охарактеризовал своего пасынка как «спокойного» молодого человека, который «учится на тройки». «По поводу друзей, девушек со мной не делился, — признался отчим нападавшего. — Да мы и не так часто с ним общались — я ухожу на службу очень рано, а возвращаюсь поздним вечером».
Нестеренко-Зайцева уверена, что Антон в определенный момент оказался в трудной жизненной ситуации, «стал несчастным ребенком», однако в школе на это не обратили внимание, в том числе и потому, что там недавно сменился директор.
Предположения, что некто склонил Антона к нападению через соцсети, правозащитницу «очень возмущают»:
«При чем тут интернет! Он у нас там бывает с перебоями. Кроме того, стоит больше тысячи рублей. Кто будет платить? Нет такого, что дети сидят в интернете круглосуточно, — заявляет Нестеренко-Зайцева. — Эта гопота с ними общается вживую. Вы поймите, в Сосновом Бору помимо коренных бурятов две категории жителей — военные и отсидевшие».
Женщина настаивает, что Антон готовился к нападению еще с лета, когда у него были конфликты с учителями, и собирался поджечь школу (косвенно это подтверждается тем, что следователи нашли в школе еще один «коктейль Молотова», спрятанный за батареей). К Нестеренко-Зайцевой эта информация попала из источников, которые она не хочет называть, чтобы «не раскрыть тайну следствия». «Двое других тоже собирались участвовать, но в последний момент сбежали, — утверждает она. — Я так понимаю, у Антона случился срыв в этот момент, поэтому он пошел с топором».
«Спрашивают про учебу, а про жизнь не успевают»
Антон Б. сейчас находится в больнице скорой медицинской помощи Улан-Удэ — там же, где и остальные пострадавшие. Его охраняют 15 полицейских, врачи оценивают его состояние как средне-тяжелое, при этом молодой человек в сознании и может ходить. Девочку, которой Антон отрубил два пальца, шесть часов оперировал хирург-ортопед из Санкт-Петербурга — в БСМП надеются, что ткани срастутся. Самое тяжелое состояние у ученицы с черепно-мозговой травмой и рассеченной щекой — она находится в коме под постоянным наблюдением врачей. Родители пострадавших детей отказываются общаться с прессой.
Уголовное дело о покушении на убийство двух и более человек расследует Главное следственное управление СК, Саша и Илья проходят по нему в качестве свидетелей. Власти Бурятии после нападения пообещали «укомплектовать психологами 100% школ». 14-летний Всеволод собирается пойти на уроки в понедельник, в школе до сих пор лежит его рюкзак, который он оставил во время эвакуации.
Молодой человек говорит, что до сих пор не может отойти от увиденного. Больше всего его потряс вид одноклассницы, у которой началась истерика во время эвакуации. «Она увидела кровь, девочку, лежащую в холле с раздробленной щекой, в крови, и закричала: "За что ее? Почему?" После атаки родители сразу начали проверять мои соцсети, вдруг я причастен к этому. Пусть проверяют, все-таки они родители. Я же должен показывать хотя бы часть своей жизни. Часто родители спрашивают про учебу, а про жизнь — не успевают расспросить, потому что есть дела по дому, дети маленькие. Бывает, иногда в выходные чуть-чуть поговорим».